Неточные совпадения
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в
комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро
подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая на цыпочки,
подошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и он так же тихо вышел из
комнаты.
После обеда, когда Долли вышла в свою
комнату, Анна быстро встала и
подошла к брату, который закуривал сигару.
В это время один офицер, сидевший в углу
комнаты, встал и, медленно
подойдя к столу, окинул всех спокойным и торжественным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени.
Чем ближе
подходил он
к этой
комнате, тем более, по всем телодвижениям, было заметно его беспокойство: войдя в диванную, он шел на цыпочках, едва переводил дыхание и перекрестился, прежде чем решился взяться за замок затворенной двери.
Мазурка клонилась
к концу: несколько пожилых мужчин и дам
подходили прощаться с бабушкой и уезжали; лакеи, избегая танцующих, осторожно проносили приборы в задние
комнаты; бабушка заметно устала, говорила как бы нехотя и очень протяжно; музыканты в тридцатый раз лениво начинали тот же мотив.
Он стоял среди
комнаты и в мучительном недоумении осматривался кругом;
подошел к двери, отворил, прислушался; но это было не то.
Он услышал поспешные шаги Разумихина и голос его, закрыл глаза и притворился спящим. Разумихин отворил дверь и некоторое время стоял на пороге, как бы раздумывая. Потом тихо шагнул в
комнату и осторожно
подошел к дивану. Послышался шепот Настасьи...
Они стали взбираться на лестницу, и у Разумихина мелькнула мысль, что Зосимов-то, может быть, прав. «Эх! Расстроил я его моей болтовней!» — пробормотал он про себя. Вдруг,
подходя к двери, они услышали в
комнате голоса.
Во все время этой сцены Андрей Семенович то стоял у окна, то ходил по
комнате, не желая прерывать разговорa; когда же Соня ушла, он вдруг
подошел к Петру Петровичу и торжественно протянул ему руку.
Порфирий вышел, как-то согнувшись и как бы избегая глядеть на Раскольникова. Раскольников
подошел к окну и с раздражительным нетерпением выжидал время, когда, по расчету, тот выйдет на улицу и отойдет подальше. Затем поспешно вышел и сам из
комнаты.
Он встречался с ней большею частью по утрам рано, в саду или на дворе; в
комнату к ней он не захаживал, и она всего раз
подошла к его двери, чтобы спросить его — купать ли ей Митю или нет?
К удивлению Самгина все это кончилось для него не так, как он ожидал. Седой жандарм и товарищ прокурора вышли в столовую с видом людей, которые поссорились; адъютант сел
к столу и начал писать, судейский, остановясь у окна, повернулся спиною ко всему, что происходило в
комнате. Но седой
подошел к Любаше и негромко сказал...
Клим попробовал обнять ее, но она, уклонясь, встала и, отшвырнув газету ногой,
подошла к двери в
комнату Варвары, прислушалась.
Самгин обернулся: Варвары в
комнате не было. Он
подошел к столу, сел, подождал, хмурясь, нетерпеливо постукивая вилкой.
Раза два-три Иноков, вместе с Любовью Сомовой, заходил
к Лидии, и Клим видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь в ушате воды, совался из угла в угол, встряхивая длинноволосой головой, пестрое лицо его морщилось, глаза смотрели на вещи в
комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно
подходил и, подняв брови, широко открыв глаза, спрашивал...
— Случай — исключительный, — сказал доктор, открывая окна; затем
подошел к столу, налил стакан кофе, походил по
комнате, держа стакан в руках, и, присев
к столу, пожаловался...
Иногда он заглядывал в столовую, и Самгин чувствовал на себе его острый взгляд. Когда он,
подойдя к столу, пил остывший чай, Самгин разглядел в кармане его пиджака ручку револьвера, и это ему показалось смешным. Закусив, он вышел в большую
комнату, ожидая видеть там новых людей, но люди были все те же, прибавился только один, с забинтованной рукой на перевязи из мохнатого полотенца.
Наблюдая за человеком в соседней
комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль — это слабость, и, если сейчас, в минуту слабости,
подойти к человеку, может быть, он обнаружит с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из книг, от разума. Да, вот пойти
к нему и откровенно, без многоточий поговорить с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным в нее.
Одна за другой вышли из
комнаты Лидия и Алина. Лидия села на ступени террасы, Алина, посмотрев из-под ладони на заходящее солнце, бесшумно, скользящей походкой, точно по льду,
подошла к Туробоеву.
«Кошмар», — подумал он, опираясь рукою о стену, нащупывая ногою ступени лестницы. Пришлось снова зажечь спичку. Рискуя упасть, он сбежал с лестницы, очутился в той
комнате, куда сначала привел его Захарий,
подошел к столу и жадно выпил стакан противно теплой воды.
— Подожди, — попросил Самгин, встал и
подошел к окну. Было уже около полуночи, и обычно в этот час на улице, даже и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но в эту ночь двойные рамы окон почти непрерывно пропускали в
комнату приглушенные, мягкие звуки движения, шли группы людей, гудел автомобиль, проехала пожарная команда. Самгина заставил
подойти к окну шум, необычно тяжелый, от него тонко заныли стекла в окнах и даже задребезжала посуда в буфете.
Подойдя к двери ее
комнаты, он сказал...
Идя садом, он увидал в окне своей
комнаты Варвару, она поглаживала пальцами листья цветка. Он
подошел к стене и сказал тихонько, виновато...
Он встал,
подошел к двери, повернул ключ в замке, посмотрел на луну, — ярко освещая
комнату, она была совершенно лишней, хотелось погасить ее.
Кутузов, задернув драпировку, снова явился в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез в темноте более густой, чем наполнявшая
комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже
подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Самгин встал,
подошел к окну и сказал в сумрак знакомой
комнаты...
Самгин
подошел к ней как раз в тот момент, когда молния встряхнула, зажгла сумрак маленькой
комнаты и Марина показалась туго затянутой в шелк.
В начале пятого часа Захар осторожно, без шума, отпер переднюю и на цыпочках пробрался в свою
комнату; там он
подошел к двери барского кабинета и сначала приложил
к ней ухо, потом присел и приставил
к замочной скважине глаз.
— Я скоро опомнилась и стала отвечать на поздравления, на приветствия, хотела
подойти к maman, но взглянула на нее, и… мне страшно стало:
подошла к теткам, но обе они сказали что-то вскользь и отошли. Ельнин из угла следил за мной такими глазами, что я ушла в другую
комнату. Maman, не простясь, ушла после гостей
к себе. Надежда Васильевна, прощаясь, покачала головой, а у Анны Васильевны на глазах были слезы…
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по
комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли,
подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Я замолчал, потому что опомнился. Мне унизительно стало как бы объяснять ей мои новые цели. Она же выслушала меня без удивления и без волнения, но последовал опять молчок. Вдруг она встала,
подошла к дверям и выглянула в соседнюю
комнату. Убедившись, что там нет никого и что мы одни, она преспокойно воротилась и села на прежнее место.
Вдруг из дверей явились, один за другим, двенадцать слуг, по числу гостей; каждый нес обеими руками чашку с чаем, но без блюдечка.
Подойдя к гостю, слуга ловко падал на колени, кланялся, ставил чашку на пол, за неимением столов и никакой мебели в
комнатах, вставал, кланялся и уходил. Ужасно неловко было тянуться со стула
к полу в нашем платье. Я протягивал то одну, то другую руку и насилу достал. Чай отличный, как желтый китайский. Он густ, крепок и ароматен, только без сахару.
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему
к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим пошли в совещательную
комнату. Только что затворилась за ними дверь, жандарм
подошел к этой двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у двери. Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
В то время как он
подходил к этой
комнате, присяжные уж выходили из нее, чтобы итти в залу заседания. Купец был так же весел и так же закусил и выпил, как и вчера, и, как старого друга, встретил Нехлюдова. И Петр Герасимович не вызывал нынче в Нехлюдове никакого неприятного чувства своей фамильярностью и хохотом.
Только ближе
подойдя к людям, точно как мухи насевшим на сахар, прилепившимся
к сетке, делившей
комнату надвое, Нехлюдов понял, в чем дело.
У указанной двери стояли два человека, дожидаясь: один был высокий, толстый купец, добродушный человек, который, очевидно, выпил и закусил и был в самом веселом расположении духа; другой был приказчик еврейского происхождения. Они разговаривали о цене шерсти, когда
к ним
подошел Нехлюдов и спросил, здесь ли
комната присяжных.
Последняя фраза целиком долетела до маленьких розовых ушей Верочки, когда она
подходила к угловой
комнате с полной тарелкой вишневого варенья. Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть… Неужели это тот самый Сережа Привалов, который учился в гимназии вместе с Костей и когда-то жил у них? Один раз она еще укусила его за ухо, когда они играли в жгуты… Сердце Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и в голове молнией мелькнула мысль: «Жених… жених для Нади!»
К столу с винами
подошел «московский барин»; он блуждающим взглядом посмотрел на Привалова и Веревкина, налил себе рюмку вина и, не выпив ее, пошатываясь вышел из
комнаты.
Она прошла в зеленую угловую
комнату, где было мало огня и публика не так толкалась прямо под носом. Но едва им удалось перекинуться несколькими фразами, как показался лакей во фраке и
подошел прямо
к Привалову.
Затем молча, общим поклоном откланявшись всем бывшим в
комнате, Дмитрий Федорович своими большими и решительными шагами
подошел к окну, уселся на единственный оставшийся стул неподалеку от отца Паисия и, весь выдвинувшись вперед на стуле, тотчас приготовился слушать продолжение им прерванного разговора.
— Не мудрено, Lise, не мудрено… от твоих же капризов и со мной истерика будет, а впрочем, она так больна, Алексей Федорович, она всю ночь была так больна, в жару, стонала! Я насилу дождалась утра и Герценштубе. Он говорит, что ничего не может понять и что надо обождать. Этот Герценштубе всегда придет и говорит, что ничего не может понять. Как только вы
подошли к дому, она вскрикнула и с ней случился припадок, и приказала себя сюда в свою прежнюю
комнату перевезть…
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль не у Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не
подошла бы
к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по
комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
Мы все стояли как оцепенелые. Рядчик тихо встал и
подошел к Якову. «Ты… твоя… ты выиграл», — произнес он наконец с трудом и бросился вон из
комнаты…
Я
подошел к другой кровати (их всего было две в
комнате), разделся и лег в серые простыни.
Чертопханов успокоился,
подошел к Тихону Иванычу, взял его за руку, дерзко глянул кругом и, не встречая ни одного взора, торжественно, среди глубокого молчания, вышел из
комнаты вместе с новым владельцем благоприобретенной деревни Бесселендеевки.
Раз пять или шесть Лопухов был на своем новом уроке, прежде чем Верочка и он увидели друг друга. Он сидел с Федею в одном конце квартиры, она в другом конце, в своей
комнате. Но дело
подходило к экзаменам в академии; он перенес уроки с утра на вечер, потому что по утрам ему нужно заниматься, и когда пришел вечером, то застал все семейство за чаем.
Дверь выломали.
Комната пуста. «Загляните — ка под кровать» — и под кроватью нет проезжего. Полицейский чиновник
подошел к столу, — на столе лежал лист бумаги, а на нем крупными буквами было написано...
Она бросалась в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по
комнате, падала в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась в постель, и опять ходила, и несколько раз
подходила к письменному столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним в
комнату мужа, бросила его да стол, и бросилась в свою
комнату, упала в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
Они возвращались из столовой в рабочие
комнаты, когда
к Вере Павловне
подошла девушка, которой не было в рабочих
комнатах.